ощущения опасности

Можно ли преодолеть испуг смерти? :: Журнальчик "христианство и Мир"

  На днях мне передали справку на небольшую заметку из «Литературной газеты» . В ней доктор «стремительной поддержке» раздумывает, сколько положила его смерть пастора, во время какой ему по кредиту работы пришлось дежурить. Доктор не раз замечал завершающие минуты клиентов. Они для большинства умирающих сопровождаются страхом и ужасом. Тут же, у игумена, все было по-иному. Все же, вот история медика: «Мне ни разу не позабыть, как как-то по вызову наша команда прибыла к седому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на постели в тёмно-синем подряснике с небольшим крест-накрест в ручках. Реальные данные поговаривали об кардиогенном шоке. Влияние очень невысокое. Больной был неясен, с морозным вязким далее, сильнейшими болями. Однако снаружи не элементарно покоен, а Вполне покоен и невозмутим. А также в этом самообладании не было никакой натяжки, никакой фальши. Немножко того. Меня удивил первоначальный же предложенный им вопрос. Он узнал: «большое количество вызовов? Вы, очевидно, ещё и не обедали?» А также, обращаясь к своей супруге, продлил: «Маша, собери им что-нибудь съесть». Дальше, пока мы получали кардиограмму, устанавливали дурь, писали капельницу, подымали «на себя» специализированную реанимационную команду, он интересовался, где мы живём, долгое время ли добираемся до службы. Спросил посредственным голосом, как много у нас с фельдшером детей и как много им лет. Он заботился об нас, интересовался нами, не показывая и капли ужаса, пока мы строили свои махинации, стараясь облегчить его мучения. Он замечал наши озабоченные лица, рыдающую супругу, слышал, как при вызове специализированной команды стучало слово «инфаркт». Он познавал, что с ним выходит. Я был потрясён таким спокойствием. Через пять минут его не стало…» Многих сия заметка оставила неравнодушными. Она в самом деле «трогает» сердечко, помимо того что высказываний об смерти у нас хоть и без запрещение, однако молчаливо избегают. Сейчас более очарователен закон, еще Владимиром Высоцким некоторый: Может, лучше про котел, Про дорогой месячный тягач… Ассоциация, где первая составляющая – блажь тела и томление души, не любит думать об том, что никоим образом не включается в четкие хвалебные ролики уюта и преуспеяния. об смерти - исключительно в некрологах да в уголовной хронике, где речь идет лишь об приемах убийства, об бессилии сторожей распорядка и психической наклонности убийц. Нет влечения строчить об смерти. Тем более смерти личной. Даже в наших православных издательствах и СМИ проблема кончины и загробного присутствия переходит по касательной (назовите хоть одну популярную книгу на эту проблему). Куда прекрасней говорить об раскладе епископских кафедр, мерах Церкви и необходимости иконостаса одновременно с церковнославянским языком. тут блещут искрометными мыслями, доводят громоподобные доводы купно с выписками, а склонности накалены так, что от тихого вопросика, какой нужно задавать всем и каждому каждый день: «Како мне умирати будети?», элементарно отказываются. Однако хорошо все знают, что есть две непреложные правды. Начальная – все умрем. Другая – незнакомо, когда. Правды есть, а ран об приличном обрамлении сих законов никаких. Лишь, когда смерть касается твоей семьи, твоих друзей либо родных, то, стоя у ящика, нечаянно примеряешь его на себя, а настолько популярное «все там будем» не поддерживает ни ужаса, ни сокрушения. Можно преодолеть данный испуг? Православие убеждает – можно, а доктор «стремительной поддержке» намеком об смерти пастора показывает это одобрение. Нужно мыслить об смерти, чтобы преодолеть ужас смерти. Простая формулировка, и здесь полностью срабатывает амвросиевская пословица «Где элементарно, там посланников со сто». Чем быстрее до твоего осознания дойдет потребность быть годным к смерти, тем менее останется ужаса. У человека есть мозги; сближаясь с каким-нибудь вопросом, он обдумает все возможности. Может получиться так, а может, и другим образом. Даже если трудность и совершенно ерундовая, неглупый человек обязательно обсудит обе возможности. Тут же, собираясь с этой полной торжественностью – личной смертью, которая обязательно грянет у каждого, мы исключительно нередко делаем по-иному. Планы не слушаются, срок отбрасывается на идеологическое «не скоро», а одобрение, что лишь Господь выставляет сроки, к себе не употребляется. Удивляет одна открытая глупость. Мы умны, способны, а многие из нас в день сегодняшний и прагматичны. Ум наш обдумывает все возможности также проектирует разные типы, сближаясь с реальными происшествиями. Смерть – полная честность, однако она отчего-то не оказывается проблемой на протяжении всей жизни. А также, лишь очутившись на носу выхода с сего, пускай тяжелого, однако известного мира, выясняется, что ступенька сего порога нам не под силу. За ней то, чего не знаем также об чем не пытались разузнать. с этого места испуг, а за ним и страх. Мы боимся смерти много более, чем она того приобретает. Это выходит оттого, что необходимость смерти не оказывается первым ориентиром в нашей жизни. Хваленая «память сильная» даже промеж православных стало обиходным проявлением, никоим образом не отражающемся на обыденности дел земных. Лишь вечерком, когда бережно воспринимаем вечерние просьбы, напоминается: «Се ми гроб предлежит: се ми смерть предстоит». Но и сия строка молитвенного принципы необычайно нередко прочитывается скоренько, без столкновений, придыханий и, преимущественное, - без идеи. Сосредоточите внимание, что в Каноннике последование просьб на сон грядущий имеет раздел. Впоследствии «хорошо есть» идет «Отпуст», а позже положена еще обращение свт. Иоанна Дамаскина. Там молящийся должен сослаться вместо своего сна и сказать: «разве мне одр этот гроб будет…». В настоящее время вопрос. Как нередко мы вдумчиво и обстоятельно совершаем это условия необходимой для верующего человека просьбы? Батька, об котором идет речь в «Литературке», по всей явности, точно придерживался сего принципы. А также не лишь его… Практическая жизнь пастора каждый день и что касается к смерти. Нас даже считают часто, как обращение об завтрашнем и неизбежном личном отпевании. Между прочим, как раз по этой причине также пытаются использовать несвойственными для священнослужителя неуставными делами общественного и хозяйственного проекта. Священник хозяйственник и деятель постоянно не менее «выгоден» миру, чем тот, кто непрерывно зовет к признанию и бубнит: «Ты об смерти поразмыслил?» В смерти нас страшит безвестность, а что со мной будет? на этот случай пастора безвестности не было. Он знал, что его поджидает, также как раз из-за этого его до завершающей минуты заботят фортуны тех, кто остается пока тут, на этой сторонке присутствия. Умирающий священнослужитель заботится не лишь об задачах тех, кто его описывает в крайнюю минуту, он продлевает делать деяние Христово – любить. Тут не меркантильное собирательство «славных дел» а также «порядочных поступков», тут познание об том, что мягкость и любовь взаимны и как раз они снижают испуг сильный. Да и чего тревожиться, если любовь пронизывает все? И горнее, и дольнее. Боязнь смерти верующего человека другой. здесь страх остаться без любви Божией, лучше сказать не наследовать Царство Божие. Как его победить? Руководств много. Вот одно из них. «А что блокирует нам ступить в царствие Божие? Произнесено: «исполни заповеди», тем временем спасешься. А поскольку мы бессильны, расстроены, подвластны либо популярны бесам, то Господь дал нам самокритика и прочие Таинства. Если искренно покаемся, то Господь оправдывает нас, т.е. обрабатывает нашу душу от греховных язв и обнадеживает кающемуся Царствие Божие. Седмижды семьдесят раз на день покаешься и столько же раз подхватишь отпущение. Если же ты не поверишь Слову Божию, тем временем, бесспорно, будешь страшиться, подпадешь власти врагов, а они замучают тебя. Ты, вероятно, как ханжа, хочешь опереться на обстоятельства свои, однако и подсознательно, может быть. А ты будь, как мытарь, другими словами все освобождение возлагай на жалость Божие, а не на свои изменения, а также тем временем выйдешь из этой жизни, как мытарь из храма — основательным, т.е. зайдешь в Царствие Божие». (игумен победоносец (Воробьев), «переписка об нравственной жизни») Как раз на жалость Божие возлагал свои упования падающий священнослужитель. сим смерть также выиграл. По этой причине она для него - не предопределенная зловонная женщина с боковой, а в общем лишь неизбежное и ожидаемое жизненное явление...